Foreign Affairs: Шаткий фундамент и главные опасности путинизма

Версия для печати

От «суверенной демократии» к «новой эре путинизма». Краткий курс новейшей истории России от Джошуа Яффа в авторитетнейшем американском журнале о международной политике.

На фото вверху: Бюст Владимира Путина в деревне Касимов, 2015 год. Фото: Дмитрий Ловецкий / AP

На многих из тех, кто приехал в Москву в последние десятилетия, город оказал почти наркотический эффект. В вакууме, созданном коллапсом СССР, беззастенчивый оппортунизм и ощущение бескрайних возможностей стали наиболее органичной основой для коллективной идеологии раненой страны.

Последствий было немного, и все было каким-то притворным, за исключением, разумеется, громаднейших денежных сумм. После прихода к власти Владимира Путина в 2000 году Россия пыталась подмигивать модернизации и демократии, поэтому было легко подыгрывать ей, не чувствуя особых угрызений совести.

Для Билла Браудера, инвестора американского происхождения, превратившегося в правозащитника, игра с высокими ставками началась довольно рано. Почти сразу после конца эры коммунизма в Восточной Европе он стал первым, кто предложил инвестиции, способные увеличить вложения в 10 раз.

«Для несведущих ощущение того, что вы нашли способ так выгодно вложить деньги, — финансовый эквивалент курения крэка», — пишет Браудер в своей книге мемуаров «Красный циркуляр» («Red Notice»), истории о финансовом бахвальстве и моральном негодовании. Годы шли, и Браудер стал сгребать акции российских компаний, используя свое положение акционера для попытки сделать фирмы более прозрачными и эффективными. Он превратил свою компанию Hermitage Capital Management в один из наиболее успешных мировых фондов, вкладывающихся в развивающиеся рынки. Браудеру удавалось наращивать прибыльность до 1500%, а объем фонда достигал $4,5 млрд.

В тему: Война России с Россией

Петр Померанцев. Фото: Filip Van Roe / Eyevine / Bureau233

Примерно в то время, когда Браудер добивался немыслимой прибыльности, в Москву вернулся Петр Померанцев — телепродюсер, получивший образование в Британии. В книге «Все неправда и все возможно», посвященной погружению в галлюциногенные реалии Москвы, он пишет о бесчисленных «проносящихся по дорогам „Майбахах“, которые закручивали во все более и более гипнотизирующую ярмарку великолепия».

Померанцев начал специализироваться на создании реалити-шоу на такие темы, как ритуалы спаривания богачей из списка Forbes и «телок» (литературно выражаясь — «скота»: молодых красивых женщин, которые охотятся за такими мужчинами). Снимая сцены в двух московских ночных клубах, он пришел к выводу, что эти пары состояли не из охотников и жертв, а из родственных душ. Они плыли по течению постсоветской России, посылая друг другу сладкие, простые взгляды, говорящие о том, насколько забавен этот маскарад.

Атмосфера безликости, которой характеризовалось первое десятилетие правления Путина, как раз позволяла всплывать таким персонажам: Браудеру, акционеру-активисту, одобряющему работу Путина и находившему что-то общее между его деятельностью и попытками президента держать в узде олигархов их 1990-х; Померанцеву, русскому лондонцу, которого одновременно и восхваляли, и третировали за прозападные взгляды; и множеству других креативных профессионалов, работа которых в теории должна была быть опасной для правящей системы, но не представляла никакой реальной угрозы.

Все, от политических партий до молодежных движений, было фальшивкой, придуманной для создания образа гражданского общества.

Фасад формальной политической системы, состоящей из выборов, кандидатов и партийных платформ, прикрывал могущественную сеть семейных связей и соглашений. Олигархи и менеджеры государственных корпораций претендовали на респектабельность Давоса, тогда как их компании почти не избавились от наследства советской плановой экономики, которое несло неэффективность и коррупцию.

Двоемыслие советской эры, при котором люди не видели ничего зазорного в том, чтобы говорить одну вещь, а в это время придерживаться противоположной точки зрения, было адаптировано к XXI веку, подпитываемое ценностями высокого качества и гладкого пиара. В таком климате искренне во что-то верить означало быть наивным, поэтому Померанцев и пишет о множестве своих коллег, которые уверенно чувствовали себя одновременно и циничными, и просвещенными.

Политика и культура были построены на ощущении игры, воплощенной в реальности. Но по прошествии времени эта игра все разрасталась, и сложности настоящей жизни вынуждали превращаться в Браудера и Померанцева, а если взять шире — в Россию. К тому времени, как оба закончили писать свои книги, они уже жили в Лондоне — разочарованные и сломленные чувством вины за участие в чем-то настолько гротескном.

Билл Браудер в офисе в Москве, 1998 год. Фото: Максим Мармур / AP

Для Браудера вечеринка закончилась в 2005 году, когда по причинам, неизвестным до сих пор, но явно связанным с его попыткой искоренить коррупцию в государственных корпорациях, его визу аннулировали. (Даже после того, как он покинул страну, Браудер продолжал восхвалять Россию, рассказывая всем, кто еще слушал его, о фантастических инвестиционных возможностях.)

Как и бывший олигарх Михаил Ходорковский, Браудер осознанно восстал против интересов влиятельных представителей власти и проиграл, что делает его скорее не невинной жертвой, а тем, кто участвовал в игре с высокими ставками до тех пор, пока хозяин не решил, что его время вышло.

Но то, что начиналось как коммерческое поражение, обернулось личным: в 2009 году его бывший адвокат Сергей Магнитский погиб в московском СИЗО, а сам Браудер начал многолетний процесс поиска справедливости и возмездия. «Вина накрыла меня, словно смола», — писал Браудер в первые недели после смерти Магнитского. Его усилия привели к тому, что Конгресс США принял «Закон Магнитского», который ввел запрет на въезд в страну и заморозку активов всех причастных к смерти юриста и другим случаям нарушений прав человека в России.

Поначалу Померанцев видел в постоянных трансформациях русских, которые находились вокруг него, торжество общества, облачающегося в различные костюмы в забытье свободы. Но с течением времени он разглядел в этих бесконечных мутациях не свободу, а своего рода исступление. Но до тех пор, пока исступление не охватило большое количество российских граждан, для русских и тех, кто делал на них деньги из Лондона и Нью-Йорка, отхватить свой кусок пирога не казалось чем-то опасным.

Померанцев описывает одну рекламу московской фирмы, занимающейся дорогой недвижимостью, выполненной в виде нацистского плаката. Померанцев пишет, что реклама была и не шуточной, и не серьезной: «Она означает, что это и есть общество, в котором живем (диктатура); мы относимся к нему как к игре (так как можем над этим шутить), но к игре серьезной (в этой игре крутятся деньги, и мы никому не позволим нарушить правила)», — пишет он.

В тему: 10 громких скандалов Путина, на которые мир закрыл глаза

http://argumentua.com/sites/all/modules/fckeditor/fckeditor/editor/skins...); background-position: 0px -1152px;" alt="" />Вечеринка окончена

Но этой эре — годам «павильона смеха», описанным Браудером и Померанцевым — настал неизбежный конец.

Начало конца можно было наблюдать в конце 2011 года, когда представители городского креативного класса вышли на улицы с акциями протеста, вызванными решением Путина вернуться на пост президента и фальсификациями на парламентских выборах.

В то же время в экономике настал конец нефтяного бума. К тому моменту, как Путин формально вернулся в Кремль в 2012 году, неформальный пакт в стране — когда граждане не вмешиваются в дела государства, а государство позволяет им спокойно жить своей все улучшающейся жизнью представителей среднего класса — уже не действовал. У Путина не было иного выбора, как пересоздать свой стиль управления: мешанину из антиамериканской идеологии, социального консерватизма, православного христианства и исключительности России. Государство развивалось все сложнее и становилось все неповоротливее.

Первая итерация путинизма завершилась где-то в начале этого года, когда Путин, столкнувшийся с перспективой обращения Украины к Западу, отреагировал на аннексией Крыма и отправкой вооруженных ополченцев на восток Украины.

В результате этого противостояния Запад отстранился от России и изолировал ее от своих институтов, а в ответ на это Кремль начал репрессии, попытался мобилизовать общество и начал винить в своих бедах внешних врагов. В какой-то момент стало понятно, что преображение Путина завершилось: он перестал предлагать людям материальное благополучие и стал обещать историческое величие России.

Улица в Донецке. Фото: Odd Andersen / AFP

Кремль подавал тяготы нового курса, будь то экономические санкции или глобальное осуждение, как признаки силы России.

Политика конфронтации превратилась в движущую силу, руки государства стали доходить туда, куда не доходили раньше, — это и стало платой за новый путинизм.

Большинство частных пространств, позволявших процветать Браудеру и Помераневу, прекратили свое существование. В первое десятилетие путинского правления государство предпочитало видеть население пассивным, в последний же год оно прикладывало все силы для того, чтобы сохранять общество дерганым и милитаризованным, настраивая на военный лад, хотя официально война так и остается необъявленной.

Находящаяся в Кремле группировка, уже давно желавшая иметь больше контроля над всем, начиная от деловых газет и заканчивая сельскохозяйственной сферой, нашла оправдание в аргументах геополитики и национальной безопасности.

Примеров все более удушающих действий предостаточно. Почти все журналистские стартапы, расцветавшие в последние годы в Москве, были закрыты или захвачены прокремлевскими силами. (Неслучайно самое многообещающее новое медиа России — «Медуза» — базируется в Риге, в Латвии).

То, что несколько лет назад мы рассматривали как будущую коллекцию новых, инновационных государственных «центров культуры», где демонстрировалось современное искусство, в маленьких российских городах превратились в образовательные институты, нацеленные на развитие «традиционных морально-духовных ценностей», действующие совместно с РПЦ. В воздухе витают подозрения, а спецслужбы используют закон о госизмене для арестов россиян, имеющих контакты за рубежом. Сообщение оказалось предельно ясным и уже известным из истории: бойся Запада и не вмешивайся в дела государства.

Путинизм раньше представлял собой не совсем реальную форму мягкого авторитаризма, но времена, когда стоило притворяться, канули в Лету. В отличие от первого десятилетия правления Путина, когда оппозиционные взгляды делали из тебя фрика, сейчас они превращают тебя во врага государства, в личность, находящуюся на неправильной стороне исторической борьбы.

Путин предупредил об опасности «пятой колонны» и «национал-предателей», пытающихся дестабилизировать обстановку в стране, и сейчас эта параноидальная мысль занимает все эфирное время государственных телеканалов.

В такой обстановке рождаются инциденты, подобные убийству бывшего вице-премьера и известного оппозиционного политика Бориса Немцова на мосту около Кремля. В новом климате люди, подобные Немцову, — уже не политические оппоненты, над которыми можно насмехаться, а враги, которых необходимо уничтожить, непосредственно руками Кремля или же с помощью криминальных элементов из его окружения. Покрывая убийц Немцова, предположительно, связанных с авторитарным лидером Чечни Рамзаном Кадыровым, государство рискует потерять свою монополию на насилие.

В тему: Россию ждет судьба СССР: последствия одной катастрофы

Россия больше не заинтересована в выдвижении симулякра демократического государства, которое позволит стать полноправным партнером мирового западного сообщества. В случае чего она будет гордиться своим статусом изгоя; она лучше перевернет западные институты, чем присоединится к ним.

Для достижения этой цели Путину нужно разрушить их, тестируя готовность НАТО к выполнению обещаний по коллективной безопасности или заигрывая с некоторыми странами Евросоюза. Несмотря на то, что такая мысль вводит в заблуждение, чего обычно и добивается Померанцев, у путинской России, в отличие от СССР, нет никакой идеологии. В действительности она стала одним из мощных мировых полюсов: антиамериканская и антизападная фрустрация.

Часто эту идеологию можно обнаружить на самом Западе. В Европе, например, Россия вступает в союз с личностями и партиями, неудовлетворенными европейским консенсусом. Именно апеллирование к этой значительной аудитории и сделало популярным Russia Today — финансируемый Кремлем кабельный телеканал. В своей стране он занимается не столько пророссийской пропагандой, сколько освещением мнения громоздкой коалиции конспиративных теоретиков и маргинальных академиков, от ультралевых антиглобалистов до ультраправых ксенофобов.

Фото: martin.livejournal.com

Пока государство ужесточало политическую и социальную культуру, легкие деньги кончились. Почти одновременно иссякли запасные производственные мощности, предусмотренные потреблением нефти и газа, санкции США и Евросоюза отрезали российские компании от зарубежного капитала, а цена на нефть упала ниже $50 за баррель.

Этот комбинированный эффект стал ужасающим, и, в отличие от российского финансового кризиса 2008-2009 годов, этот кризис стал результатом именно российских, а не глобальных факторов; поэтому надежда на то, что все резко изменится к лучшему, очень мала. Рубль в прошлом году потерял половину своей стоимости, российская экономика, вероятно, в этом году войдет в стадию рецессии, а ВВП сократился на 5%. Инфляция ожидается на уровне 15%, что может вызвать серьезные последствия для социальной стабильности.

В тему: Россия — страна невыученных уроков

Это новая реальность ставит Путина перед неудобными экономическими выборами. Он не может позволить себе одновременно находить деньги на сильное полицейское государство и амбициозную программу модернизации вооружений, обеспечивать рост зарплат и социальных выплат бюджетникам и пенсионерам, а также незаконно передавать деньги приближенным и фаворитам среди олигархов. От чего-то придется отказаться. Так как пул ресурсов, который надо распределить между элитами, истощен, их члены, вероятно, начнут ополчаться друг против друга.

Прошлой осенью власти посадили под домашний арест Владимира Евтушенкова, миллиардера и главу холдинга «Система», и национализировали принадлежащей этой фирме нефтяную компанию «Башнефть». «Башнефть» вполне может перейти в руки Игоря Сечина, главы государственного нефтяного гиганта «Роснефть» и одного из ближайших соратников Путина.

Производство «Роснефти» падает, санкции почти не позволяют проводить разведывательные работы на новых территориях в Арктике, поэтому Сечину надо найти какой-то новый выход. Эта ситуация видится предвестником будущих боев: уже не получается снимать столько пенки, поэтому политически связанные люди начнут воровать доли друг у друга.

Сюрреалистичная Россия

Вполне естественно, что немалая часть книги Померанцева повествует о Владиславе Суркове, советнике Путина, ответственном за большинство решений и лейтмотивов российской политики в первое десятилетие этого века. Сурков — постмодернистский Макиавелли: он направил всю свою гениальность на служение автократии, хотя слушает Тупака и пишет мрачную беллетристику под псевдонимом.

Померанцев пишет, что Сурков создал для легитимизации путинской системы термин «суверенная демократия», настоящее значение которого — «постмодернистская диктатура, использующая язык и институты демократического капитализма в авторитарных интересах».

Померанцев вспоминает, как наблюдал политическую проповедь Суркова перед аудиторией российских студентов, журналистов и политиков в Москве. Проповедь, в которой слились демократическая риторика и недемократические намерения. Гений Суркова, объясняет Померанцев, заключается в том, что он может поженить авторитаризм и современное искусство, использовать язык права для утверждения тирании, перекроить демократический капитализм так, что он станет противоположностью своего истинного значения.

В тему: Частное киллерское агентство «Путин, Кадыров и Ко»

Неслучайно также и то, что Сурков стал одним из главных советников Путина по Украине в 2014 году. Ведь чем является политика России в Украине, если не войной с реальностью? Так называемые народные республики в осажденных ополченцами Донецкой и Луганской областях сначала представлялись выдумками олигархов с востока Украины и пропагандистов Кремля, но со временем превратились в образования, способные удерживать территории, отправлять своих представителей на переговоры на международным уровне и вдохновлять молодых людей на смерть.

Путин и другие националисты воскресили термин «Новороссия» — географическое наименование царских времен, включавшую в себя большую часть Восточной и Западной Украины. Совершенно не удивляет и то, что Игорь Гиркин, также известный как Стрелков, наиболее известный командир ополченцев с востока Украины — бывший офицер российской разведки, хобби которого — переодевание для исторической реконструкции гражданской войны.

Способность Кремля превращать выдуманные территории в квазигосударства представляет собой полноценный успех, какой Померанцев наблюдал на московской телестудии, когда сидел на встрече руководителей российских государственных телеканалов, обсуждающих, что показывать в новостных программах. Они согласились в том, что кадры должны восхвалять действия государства. Для этих людей, пишет Померанцев, реальность была почему-то очень податливой.

Владислав Сурков и Владимир Путин, 2006 год. Фото: Михаил Метцель / AP

Путь Путина

У Запада тоже есть свои иллюзии. Одна из них, распространяемая Браудером, который сам был очень восприимчив к прелестям денег, заключалась в том, что наличные деньги управляют всем вокруг Кремля. Браудер пишет, что интересами путинской России руководят деньги, а особенно незаконное получение денег представителями государства.

В этом Браудер выглядит несколько ненадежным рассказчиком, так как его неприятие коррупции и серых бизнес-схем выглядит, в лучем случае, связанным с этой ситуацией. Один из двух сооснователей его фонда — израильский миллиардер Бени Штайнмац, деятельность которого расследует ФБР и министерство юстиции США за возможные подкуп и незаконное получение прав на шахты в Гвинее. (В начале предыдущего российского финансового краха Штайнмац забрал все свои деньги из Hermitage. «Потеря Бени в качестве партнера была неудачей», — пишет Браудер.)

Десять лет назад, когда бизнес в России процветал, Браудер публично поддерживал Путина. «Нам нужен авторитарный лидер — тот, что установит власть над мафией и олигархами», — говорил он The New York Times в 2004 году. Путин, отмечал Браудер, стал его главным союзником в России.

Браудер приветствовал арест и преследование Ходорковского, надеясь, что это станет началом большой кампании против олигархов, сколотивших состояние в 1990-х. Как он пишет в «Красном циркуляре», если отправка Ходорковского в тюрьму стала бы началом борьбы с олигархами, то Россия бы получила шанс стать нормальной страной.

Другими словами, Браудер хотел больше политических уголовных процессов для очищения России, и неважно, что Путин консолидировал контроль над медиа, лишил перспектив подлинную российскую оппозицию, обеспечил почти полную безнаказанность правоохранительным органам и лишил судебную систему какого-либо смысла.

Мнение, что Россия руководствуется лишь деньгами — «зарабатыванием, хранением и принятием всех мер, чтобы никто их не забрал», как подает это Браудер, — широко распространено и обосновывает введение санкций против России.

Сделай так, чтобы агрессия на Украине дорого обходилась, сразу приходит мысль, — и Путин сдастся. Но последние месяцы дали понять, что это гипотеза неверна: в январе, когда рубль постоянно обновлял исторические минимумы, Путин лишь увеличил военное присутствие на востоке Украины, отправляя российские войска на захват все новых территорий.

Введение широких санкций США и ЕС, произошедшее после того, как в июле 2014 года, предположительно, пророссийские ополченцы сбили над Украиной лайнер «Малазийских авиалиний», не остановило Путина от эскалации конфликта и прямого использования российских войск в августе и сентябре. Необычное богатство и коррупция, несомненно, характеризуют путинскую систему.

Однако весь прошлый год главные цели Путина выглядели совершенно иными: ослабить Запад, выставить гегемонию США пустышкой и представить НАТО как беззубую и ненадежную организацию. Для Путина и его окружения, стремящихся стать гарантами российского исторического предназначения, материальное обогащение являются неотъемлемым правом, но это не основная их цель.

Как и Браудер, Померанцев слишком превозносит свой личный опыт. Создание реалити-шоу — это раскрытие и иногда гениальная попытка понять театральность современной российской политической жизни. Но опасность подобных взглядов на вещи состоит в том, что вся вина ложится на государственное телевидение и пропагандистскую машину. Читая его книгу, кажется, что Россия — место, лишенное истории, национальных интересов или электорального давления, и что политика и общество страны — лишь изобретение фигур типа Суркова.

Несмотря на то, что телевизионные деятели формируют российскую реальность, они не создают ее от начала до конца. Предполагать обратное — значит отрицать силу россиян, которые имеют свои напряженные и симбиотические отношения с государством. «Вы всегда ищете компромисса с государством, что в ответ приносит вам как раз нужный уровень дискомфорта. В любом случае вы на крючке», — пишет Померанцев. Рейтинг одобрения Путина выше 80% — в немалой степени продукт полного государственного контроля над масс-медиа, но это и выражение погребенных исторических обид. Путин — не столько захватчик страны, сколько проявление ее коллективного подсознания.

Трансляция прямой линии с Владимиром Путиным в Севастополе, апрель 2015 года. Фото: Александр Полегенко / AP

В тему: Россия идет вразнос. Убийство Бориса Немцова

Это ведет к еще одной, довольно опасной, иллюзии Запада: что он столкнулся с проблемой Путина, и поэтому ему нужна политика по Путину. Эти рамки приводят к тому, что проводится психоанализ Путина и поведение России связывается со, скажем, размером его тайного состояния. (Браудер в феврале называл CNN цифру в $200 млрд, после чего признавался, что, в сущности, выдумал ее).

Но по прошествии 15 лет Путин скорее не человек, а система. Уход Путина не решит проблему институтов, деперсонализирует власть или избавит от травмы советского опыта. В то же время она не обязательно приведет к власти сильного лидера: как бы это ни казалось трагично или удручающе, легче представить на посту Путина фигуру вроде Стрелкова, чем ориентированного на Запад либерала, как Немцов.

Если и есть что-то хорошее в окончании эры, описанной Браудером и Померанцевым, то это осознание того, что с Россией должно быть проще, чем когда-либо: наклонности государства у всех на виду. Как бы то ни было, это не гарантия того, что полноценный кризис можно будет избежать. Как Магнитский сказал Браудеру незадолго до смерти: «Российские истории никогда не имеют счастливого конца».

Главная сложность новой эры путинизма заключается в том, что во времена все увеличивающегося дефицита он требует еще больше ресурсов на поддержание, неважно — денег, сил или политической благосклонности.

В тему: Теперь Путин — Каддафи

Крым нуждается в миллиардных инвестициях, мятеж на востоке Украины не становится дешевле — и это до того, как Кремль ослабит финансовое давление на российские компании и домохозяйства. Путину придется решить, какие элементы его правления жизненно важны для стабильности, а от каких можно отказаться. Он уже дал понять, в чем заинтересован, когда избавил военно-промышленный комплекс от сокращения расходов бюджета на 10% и не стал отказываться от индексирования пенсий.

Но многие стороны недовольны — от олигархов, чья прибыль сокращается, до националистов, связанных со спецслужбами и РПЦ, которые требуют прямой интервенции на Украине. Путин долго тешил себя, выступая в роли судьи системы, деля лакомые куски между различными кланами и не возвышая одного над другим.

Он не сможет вечно поддерживать этот баланс, хотя он уже делал выбор между интересами «Роснефти» Сечина и другими секторами экономики, или между группами силовиков, такими как ФСБ и Кадыровым. Опасность для Путина состоит в том, что ослабление или удаление одного столба из здания его правления может привести к расшатыванию ситуации. В начале своего правления Путин мог откладывать или избегать таких решений, а прибыль по-прежнему поступала. Теперь прибыль сократилась, а выбор стал гораздо сложнее.

—

Оригинал: Джошуа Яффа, «Путин в жестких условиях», Foreign Affairs

Опубликовано на сайте  Открытая Россия

В тему:

• Современная политика России, рассказанная в СМС
• Неправильные украинцы и что их ждет
• Украина в империю не вернется